- Продължение -

"Уфъ! ай! совсѣмъ погрязъ въ премудрой археологической тинѣ." -- воскликнете вы безъ сомнѣнія, читая сію несносную компиляцію. -- Постойте! развѣ вамъ неизвѣстно мое собственное отвращеніе отъ всякой ученой и неученой пыли; моя ненависть въ номенклатурамъ, къ пакостнымъ каламбурамъ, къ фразамъ безъ мыслей, къ стихамъ безъ поэзіи? -- Но тутъ дѣло идетъ совсѣмъ не о сличеніи нѣсколькихъ дюжинъ убійственныхъ фоліантовъ для опредѣленія одной буквы неизвѣстнаго цѣлому міру алфавита. Смѣю надѣяться, что мѣсто Овидіева изгнанія, доселѣ столь ипотетическое, способно возбудить участіе всѣхъ и каждаго.-- Не говорю о физико-математико-положительныхъ человѣкахъ.

ПИСЬМА изъ БОЛГАРІИ

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Брату Ал. Гр. Теплякову.

Варна, 29 Марта.

   Міръ давно минувшаго, міръ Иродотовъ раскрылся передо много при взглядѣ на широкій Дунай, верховное божество древнихъ Ѳракіянъ и Скиѳовъ. Какихъ воспоминаній не возбуждаетъ въ сердцѣ этотъ исполинъ рѣкъ европейскихъ!-- Походъ и бѣгство Дарія; завоеванія Траяновы; потоки Варваровъ, преобразовавшихъ вселенную.... -- Исторія стараго и дожившаго до нашихъ дней міра начертана кровавыми буквами на сихъ пустынныхъ берегахъ -- послѣднихъ предѣлахъ неизмѣримой Имперіи Римской! Семирукій Истръ показался мнѣ столь же мутнымъ, какъ въ старинныя времена пѣвцу Энеиды, когда взирая на него съ палубы моего брига, и мечталъ съ дикихъ, безчисленныхъ племенахъ, гнѣздившихся во глубинѣ непроходимыхъ лѣсовъ, кои, по сказанію лѣтописцевъ, покрывали нѣкогда страну сію. Воинственные Скордиски, потомки опустошительныхъ Бренновыхь полчищъ, Трибаллы, Мизы, баснословные Троглодиты и множество другихъ изверженій древности, (посреди коихъ особенно замѣчательны обитатели Певса (Певчина), одного изъ острововъ, образуемыхъ устьями Дуная -- эти Певчины, кои подъ именемъ Печенѣнговъ играютъ во времена Восточной Имперіи столь значительную роль въ исторіи нашего отечества) -- всѣ сіи народы, озаренные блескомъ вымысловъ и бытописанія, развивались передо мною; подобно фантасмагорическимъ призракамъ, въ туманѣ давно минувшаго; но, посреди сего сумрачнаго хаоса, всего чаще представлялись моему воображенію эти древніе Скиѳы, коихъ Иродоть Стравонъ, Арріанъ и другіе писатели представляютъ намъ столь безпримѣрными счастливцами. -- Я душою участвовалъ въ ихъ великодушной борьбѣ съ Царемъ Великимъ; питалъ сердце волшебствомъ ихъ безпредѣльной вольности, мечталъ о союзахъ неизмѣнной дружбы, о живой, бальзамической свѣжести ихъ патріархальнаго существованія. Потомъ блаженство сей дикой, но золотой жизни смѣнялось въ умѣ моемъ софизмами непрошеныхъ моралистовъ и законодателей: честолюбивые Аварисы, Токсарисы, Анахарсисы, мелькали передо мной на рубежѣ природы, и засѣвали ея благословенную ниву полынью и плевеломъ общественнаго существованія....

   Вскорѣ Томисъ утонулъ за нами: въ волнахъ Эвксинскаго Понта, и къ вечеру желотватые берега Мангаліи (древней Каллатіи), были уже въ глазахъ моихъ. Вамъ можетъ быть извѣстно, что Томисъ, основанный Милезіянами въ 634-мъ году до Р. X. и сосѣдственный ему Каллатіи считаются нѣкоторыми нѣкоторыми ученыхь въ числѣ федеральныхъ городовъ древняго греческаго Пятисоюзія (ΠΕΝΤΑΠΟΛΕΩΣ) существовавшаго на западномъ берегу Чернаго Моря.

   Но вотъ погода нахмурилась: усилившійся вѣтеръ началъ вскорѣ дышать совершенною бурею. Не страшитесь, между тѣмъ, подробнаго описанія оной: убаюканный клокочущею стихіею, я долго не могъ приподнять головы съ своей койки и видѣлъ только летавшаго изъ угла въ уголъ капитана, слышалъ только плескъ волны, перескакивавшей черезъ палубу.-- Около вечера однакожъ, волны до того разыгрались, что полагая быть гораздо покойнѣе на верху, я наконецъ рѣшился выдти на палубу. Полный очеркъ картины, поразившей меня въ эту минуту, увидите вы конечно не въ этомъ посланіи. Отуманенное море казалось мнѣ совершенно слитымъ въ единый сумрачный дымъ съ погасшими надъ нимъ небесами. Все объемлемое взоромъ пространство -- то отбѣгало прочь, то подымалось чудовищной горою на горизонтѣ, и завывая неслось на бѣдный бригъ нашъ. Съ этой зыбучей вершины мы вдругъ погружались въ черную и, по чести, нисколько не забавную бездну. Море клокотало, сырой и пронзительный вѣтеръ свисталъ подобно милліону ружейныхъ пуль; корабль нашъ грозилъ ежеминутно опрокинуться то на ту, то на другую сторону, и скрыпѣлъ, какъ будто подъ пыткой.-- При каждомъ порывѣ вѣтра, нѣкоторые изъ нашихъ матросовъ крестились, блѣднѣли и плакали; капитанъ бѣгалъ по шканцамъ, какъ будто помѣшанный. Темнота наступившей ночи принудила насъ бросить якорь миляхъ въ 45^ти отъ Коварны; но, не взирая на то, грохотъ нашихъ пушекъ требовалъ уже черезъ нѣсколько времени помощи: отвѣта не было, и кораблекрушеніе казалось намъ неизбѣжнымъ. Адскій мракъ, громъ, молнія; но безъ дальнѣйшихъ подробностей, будьте увѣрены, что на изголовьи какихъ нибудь упругихъ, пламенныхъ, душистыхъ персей, или у огня своего Дорошихинскаго камина, вы провели эту ночь несравненно покойнѣе нашего. Послѣ полуночи вѣтеръ сталъ однако мало-по-малу стихать, и на разсвѣтѣ, густой туманъ, скрывавшій отъ меня берега Болгаріи, начиналъ уже разсѣяваться. Я нетерпѣливо желалъ видѣть сію чуждую землю и любопытно смотрѣлъ, какъ въ далекѣ -- то букетъ зелени выказывался вдругъ изъ-за матоваго облака, то каменный утесъ медленно сбрасывалъ съ себя это зыбучее покрывало и драпировался его серебряной дымкою. Проглянуло солнце. Это солнце старинной Мизіи! какъ теплы, какъ благодатны лучи его! какъ жива, какъ прозрачна лазурь сего поэтическаго неба!

   Плодоносная Дорбруджа была въ глазахъ моихъ. Вамъ безъ сомнѣнія извѣстно, что такъ нынѣшніе географы называютъ всю эту необозримую равнину, которая простирается отъ Силистріи и Шумли вдоль береговъ Дуная и Чернаго Моря вплоть до самаго Аидоса. Ученый переводчикъ Гаджи-Халфы довольно основательно производятъ названіе Добруджи отъ мизійскаго Доврикеоса (Δοβρικεος), о коемъ Халькондилъ не разъ упоминаетъ въ своей лѣтописи. По словамъ Г. Гаммера -- безчисленныя стада коровъ и барановъ гуляютъ тамъ вмѣстѣ съ табунами коней по тучнымъ, холмистымъ пажитямъ. Жители (большею частію Татары, раздѣленные, какъ замѣчаетъ Мальте-Брюнъ, на двѣ орды: Ораки и Орумбеты), свято соблюдаютъ гостепріимство, заповѣданное Кораномъ.-- Богатые, подобно древнимъ Скиѳамъ, дарами пчелъ и овецъ своихъ, отцы семействъ оспориваютъ другъ у друга честь пріютить странника, и въ продолженіи трехъ сутокъ безъ всякой мзды угощаютъ его. Всѣ эти замѣчанія сообщаю я вамъ прежде времени: потому, что весьма легко надѣюсь удостовѣриться лично въ истинѣ оныхъ: съ прошлаго 1828 года статистика здѣшнихъ странъ едвали отчасти не измѣнилась противъ прежняго.

   "Этѣ горы, теперь столь голыя" -- сказалъ мнѣ капитанъ -- "были до нынѣшней весны покрыты густыми фруктовыми садами; а этѣ огромныя груды каменьевъ, которыя мелькаютъ въ далекѣ передъ нами -- кто повѣритъ, что онѣ составляли цвѣтущія селенія, которыя были столь еще недавно одушевлены ихъ ихъ обитателями! Видите ли вы этотъ полукруглый, вдавшійся въ море утесъ?" -- продолжалъ капитанъ -- "онъ называется Капо-Калакріею. На вершинѣ онаго находятся развалины старой крѣпости, съ многочисленными памятниками венеціанскаго владычества."

   Названіе Capo Calacria (мысъ Калакрія) отзывается дѣйствительно Венеціею: а потому, если вѣрить, что мѣсто сіе въ самомъ дѣлѣ принадлежало сей могущественной республикѣ, то должно полагать, что она основала на ономъ свое владычество по раздѣленіи областей Восточной Имперіи между Венеціянами и Французами въ 1204 году, послѣ взятія Константинополя Крестоносцами, бѣгства Алекія Дуки (проименованнаго Мурзуфломъ) и возведенія на престолъ Восточной Имперіи Балдуина, Графа Фландрскаго. Лёбо и другіе историки говорятъ, что, въ слѣдствіе сего раздѣла, Венеціяне взяли между прочимъ на свою часть почти всѣ приморскія мѣста Имперіи отъ восточныхъ береговъ Адріатическаго Моря до береговъ Эвксинскаго Понта; но если Калакрія находилась въ числѣ сихъ пріобрѣтеній, то изъ сего ясно видно, что Левъ св. Марка проникъ съ этой стороны еще глубже въ нѣдра Восточной Имперіи. Для ученыхъ Калакрія несравненно любопытнѣе сего по остаткамъ древности, сохранившимся на вершинѣ оной. Г. адмиралъ Грейгъ говорилъ мнѣ, что онъ нашелъ тамъ два куска мрамора съ древними греческими надписями. Ни одинъ изъ древнихъ историковъ и географовъ неупоминаетъ, сколько мнѣ извѣстно, о существованіи какого-либо, поселенія на семъ мѣстѣ: слѣдовательно, находка адмирала должна быть тѣмъ драгоцѣннѣе для ученаго свѣта.

   "Отъ Калакріи до Коварны" -- продолжалъ Капитанъ -- "не болѣе 9-ти миль; за нею Бальчикъ, и потомъ, Варна." -- Скорѣе же, скорѣе въ Варну! -- возразилъ я; но уснувшій вѣтеръ едва двигалъ насъ съ мѣста.

   27^го мы уже слышали гулъ варнской заревой пушки, и должны были снова бросить якорь миляхъ въ 8-ми отъ сей крѣпости. На другой день -- тоже безвѣтріе. Варна была уже въ глазахъ моихъ, и какъ будто смѣялась надъ нашихъ безсиліемъ приблизиться къ ея пристани. Терпѣніе мое наконецъ истощилось. Капитанъ намекнулъ о своемъ барказѣ, и я, обрадованный симъ предложеніемъ, просилъ въ ту же минуту спустить оный. Черезъ четверть часа, восемь веселъ уже разсѣкало подо мной послушныя волны.

   Сначала легкій боковой вѣтеръ поокруглилъ немного поднятый нами парусъ; но черезъ нѣсколько минутъ онъ утихъ совершенно, и вскорѣ плаваніе на однихъ веслахъ надоѣло нетерпѣливымъ гребцамъ моимъ. Приблизясь, въ слѣдствіе того, почти въ самому берегу, они вдругъ спрыгнули всѣ въ воду, и привязавъ къ барказу довольно длинныя веревки, начали тянуть его на себѣ по морю, какъ по суху. Видя своихъ спутниковъ по поясъ въ водѣ, я сначала убѣждалъ ихъ не дѣлать подобныхъ глупостей; но получа въ отвѣть одно только: "Niente, niente, Signore!" -- сопровождаемое громкимъ смѣхомъ и молодечествомъ, странникъ вашъ, подвигался такимъ образомъ препокойно впередъ, какъ Hептунъ, везомый Тритонами.

   Послѣ довольно долгой и столь забавной навигаціи, ни вошли наконецъ въ заливъ Варнскій. Я съ восхищеніемъ смотрѣлъ на берега, которые въ этомъ мѣстѣ необыкновенно прелестны. Дикіе утесы, и цвѣтущая зелень, бѣгущіе съ горъ фонтаны, и это голубое, необозримое море, составляютъ здѣсь очаровательную смѣсь природы романтической съ нѣжною буколическою природою.-- Морскія чудовища выставляли изъ воды свои странныя морды, рѣзвясь и плескаясь вдалекѣ передъ нами. Огромная чугунная пушка валялась на берегу, полусокрытая пескомъ и свиснувшимъ съ горъ кустарникомъ. Я выѣжалъ изъ ледянаго царства зимы, и черезъ семь дней очутился въ странѣ, обогащенной всѣми дарами весны благодатной.

   Часа черезъ два амфитеатръ бѣлыхъ, издали довольно красивыхъ домиковъ, съ красными черепичными кровлями и горизонтомъ зеленѣющихся позади горъ, представился, какъ прекрасная панорама, глазамъ моимъ. Два или три минарета возвышались массою строеній. Издали мнѣ все казалось, такъ живо, пестро и разнообразно, что почти не замѣтилъ, какъ проплывъ между рядами стоящихъ въ гавани купеческихъ судовъ, мы пристали наконецъ около 12-ти часовъ къ сѣвернымъ воротамъ Варны. Тамъ, прежде всего, увидѣлъ и дюжины полтары восточныхъ прачекъ, да толпу мирно-шалившихъ мальчиковъ; потомъ -- русская пушка выглянула вдругъ изъ своей амбразуры; русскій штыкъ сверкнулъ на покатости въ концѣ парапета; потомъ -- невольное ура! вырвалось изъ моего сердца, когда нашъ черный двуглавый Орелъ принялъ меня подъ широкія крылья свои, можно разпростертыя надъ стѣнами покоренной крѣпости.