- Продължение -

Полковникъ Л., начальникъ редута, узнавъ о предметѣ моего путешествія, показалъ мнѣ пять бронзовыхъ медалей, найденныхъ солдатами въ землѣ, при укрѣпленіи сосѣдней деревни Девно. Двѣ изъ нихъ греческія: одна принадлежитъ древней Одессѣ, другая Ольвіи; остальныя три -- римскія. Въ Гебеджи не найдено, по увѣренію полковника Л. ничего подобнаго; но за то -- предметы гораздо болѣе любопытные ожидали меня, по его словамъ, въ окрестностяхъ здѣшняго редута. Наступленіе ночи заставило насъ, къ сожалѣнію, отложить до слѣдующаго дня обозрѣніе оныхъ. Послѣ веселаго военнаго ужина я, безъ сомнѣнія, не былъ нисколько расположенъ любоваться красотою окрестностей, осребренныхъ вовсе не сѣверною луною. Занятый новостію своего лагернаго ночлега, древнею Мизіею, войною, меня окружавшею, я съ несказаннымъ удовольствіемъ водворился на эту ночь въ палаткѣ полковника Л. и поспѣшилъ бросить на бумагу все, что до сихъ поръ находится въ этомъ посланіи. Вскорѣ потомъ -- война, Мизія, археологія, смѣшались мало-по-малу въ умѣ моемъ: одолѣваемый сномъ и усталостію, я завернулся въ свою косматую бурку -- и только грохотъ заревой пушки прервалъ на другой день мое желѣзное усыпленіе.

   Если бы я не былъ увѣренъ, что поэзія въ прозѣ есть тоже самое, что великанъ въ Дѣтскомъ нарядѣ, то конечно призналъ бы себя въ совершенной невозможности воздержаться отъ безконечнаго описанія утра, вспыхнувшаго яркимъ золотымъ пожаромъ надъ пеленою этихъ серебристыхъ тумановъ., которые драпировали горизонтъ окрестныхъ горъ и мало-по-малу открыли глазамъ моимъ всю роскошь ихъ разноцвѣтнаго одѣянія. Едва ощутительный вѣтеръ вылеталъ изъ глубины рощей, напоенный ихъ бальзамическимъ запахомъ; трава блистала крупной росою; окрестность красовалась этой мощной, первобытной юностью, которую мы воображаемъ на землѣ, освѣженной водами всемірнаго потопа. Около 7-ми часовъ мы сѣли на лошадей и пустились въ походъ подъ прикрытіемъ довольно значительнаго пѣшаго и казачьяго конвоя. Два-три офицера, приставшіе къ полковнику Л. увеличили собою число нашихъ спутниковъ. Черезъ нѣсколько минутъ я очутился вновь на вчерашнемъ пути своемъ изъ Варны. Проѣхавъ версты три по сему направленію, мы достигли почти той самой пристани, о которой я упомянулъ въ началѣ письма сего. Насупротивъ оной -- глухая, сжатая кустами тропинка, взбѣгая съ холма на холмъ, свернула вдругъ передъ нами въ густоту непроницаемой древесной чащи. По ней углубились мы въ этотъ зеленый лабиринтъ, и принужденные подвигаться по одиначкѣ впередъ, были почти на каждомъ шагу останавливаемы обломками дикихъ каменныхъ утесовъ, загромождавшихъ нашу мучительную дорогу. Эта дорога, сперва покрытая высокой травою, начала вскорѣ освобождаться отъ зеленой пелены своей и мало-по-малу превратилась въ стезю совершенно голую и песчаную. Въ иныхъ только мѣстахъ она разширялась между опушающимъ обѣ ея стороны кустарникомъ, и казалась вымощенною огромными каменными плитами, довольно вѣроятными признаками древней дороги римской. Проѣхавъ версты двѣ-три такимъ образомъ, я вдругъ увидѣлъ передъ собою небольшую песчаную площадку и на ней -- шесть сѣроватыхъ каменныхъ колоннъ, возвышающихся симетрически на прямой чертѣ другъ подлѣ друга. Громкое восклицаніе было при семъ видѣ первымъ знакомъ моего невольнаго удивленія; но полковникъ Л. не далъ мнѣ времени довершитъ изліяніе онаго. Проѣхавъ съ равнодушнымъ молчаніемъ мимо сего любопытнаго мѣста, онъ опять углубился въ лѣсную чащу. Я безмолвно и подвинулся за нимъ еще сажень на двѣсти впередъ, и вдругъ остановилъ вновь свою лошадь.Обшмрнаі перспектива колоннъ, подобныхъ тѣмъ, кои остались позади насъ, удесятеряла мое прежнее удивленіе. Мелькая изъ-за пышной занавѣсы кустарника, начавшаго примѣтнымъ образомъ рѣдѣть въ этомъ мѣстѣ, огромныя массы сихъ необыкновенныхъ колоннъ предстали глазамъ моимъ въ полномъ блескѣ самыхъ великолѣпныхъ древнихъ развалинъ.

   Трудно передашь вамъ въ одну минуту цѣлый рой мыслей, догадокъ, впечатлѣній, возбуждаемыхъ въ сердцѣ сими колоссальными остатками давно минувшаго; но начиная говорить о Гебеджинскихъ развалинахъ, я прежде всего изъявлю свое глубокое сожалѣніе, что не Кювье, не Гумбольдтъ, не Блуменбахъ, или который нибудь изъ сихъ краснорѣчивыхъ ораторовъ природы находился передъ ними на моемъ мѣстѣ: они были бы конечно въ состояніи обогатить сокровищницу Физики или Археологіи какимъ нибудь новымъ чудомъ древняго историческаго или естественнаго міра.-- Я же, оглашенный въ таинствахъ той и другой науки, что могу представить на судъ ихъ, кромѣ общихъ, поверхностныхъ и вовсе неточныхъ свѣдѣній о предметѣ, достойномъ, по моему мнѣнію, полнаго участія просвѣщенной Европы!

   Обширная площадь развертывается передъ вами при выѣздѣ изъ глубины окружающаго ее со всѣхъ сторонъ лѣса. На этой площади, пересѣкаемой въ нѣсколькихъ мѣстахъ высокимъ кустарникомъ, громады сихъ исполинскихъ колоннъ тянутся, или лучше сказать, разсыпаны по пространству болѣе трехъ верстъ. Я говорю разсыпаны, ибо въ расположеніи оныхъ не замѣтно ни порядка, ни обыкновенной архитектурной послѣдовательности. Цѣлыя тысячи сихъ чудесныхъ колоннъ поражаютъ васъ самыми странными формами. Въ иныхъ мѣстахъ -- онѣ возвышаются совершенно правильными цилиндрами; въ другихъ -- представляютъ видъ башни, обрушенной пирамиды, усѣченнаго конуса; иныя дѣлаются къ низу толще и кажутся опоясанными широкими карнизами. Есть возвышенія, на коихъ нѣсколько подобныхъ столбовъ такъ густо составлено, что заставляютъ невольнымъ образомъ думать объ остаткѣ древняго портика. Внутренность нѣкоторыхъ изъ нихъ пуста и наполнена сѣрою песчаною массою. Я положилъ въ карманъ небольшой кусокъ сей массы; но будучи не въ состояніи обогатиться однимъ изъ сихъ огромныхъ обломковъ, кои находились въ составѣ самыхъ колоннъ, предоставляю нашимъ Бронньярамъ опредѣлить, если возможно, по моимъ очеркамъ, родъ дикаго ноздреватаго камня, образующаго оныя. На этотъ конецъ, я между прочимъ, замѣчу имъ, что камень сей показался мнѣ ни сколько не мягче самаго твердаго мрамора: онъ съ трудомъ уступаетъ ударамъ молотка, нѣсколько разъ повтореннымъ. Полковникъ Л. приказалъ по моей просьбѣ отрывать одну изъ цилиндрическихъ колоннъ меньшаго размѣра. часть нашихъ конвойныхъ солдатъ и въ тотъ числѣ нѣсколько піонеровъ съ заступами и лопатами принялись за работу. Громкія восклицанія: "найдемъ кладъ! найдемъ урну съ золотыми медалями!" -- раздавались ежеминутно вокругъ откапываемой колонны. Черезъ нѣсколько времени она была отрыта слишкомъ на сажень; но углубляясь столь же правильнымъ цилиндромъ въ землю, заставила насъ по всѣмъ признакамъ заключить, что до подземнаго ея основанія было еще слишкомъ далеко. На этотъ разъ не возможно было сдѣлать ничего больше; п. Л. далъ мнѣ слово продолжать въ слѣдующіе дни откапыванье колонны и обѣщалъ сообщить на возвратномъ пути моемъ въ Варну слѣдствіе сей любопытной работы.

   Вотъ въ сожалѣнію все, что я могу сказать о сихъ необыкновенныхъ развалинахъ. Совершенное отсутствіе капителей, правильныхъ карнизовъ и разныхъ другихъ украшеній зодчества уничтожаетъ, по крайней мѣрѣ для меня, всякую возможность разсуждать объ архитектурномъ орденѣ, по коему бы можно было загадывать о началѣ сихъ исполинскихъ развалинъ. Я называю ихъ исполинскими, ибо діаметръ самой тонкой изъ вымѣренныхъ мною колоннъ, заключаетъ въ себѣ около 4 1/2 футовъ. -- Какіе люди долженствовали быть создателями сихъ колоссальныхъ остатковъ! Огромный размѣръ ихъ приводитъ вамъ невольнымъ образомъ на память этѣ геогностическія ипотезы, въ коихъ толкуется о допотопномъ мірѣ и о гигантахъ, населяющихъ его первобытную поверхность. Если бы ученые труды Кювье, Палласовъ, Блуменбаховъ, не опровергли мечтаній блаженнаго Августина, Кирхера и всѣхъ сихъ натуралистовъ, коимъ представлялись великаны, рожденные сынами боговъ отъ дочерей человѣческихъ; если бы опытъ, говорю я, не уничтожилъ этѣхъ баснословныхъ легендъ, кои раздались впрочемъ изъ колыбели всего человѣчества -- то, вспоминая объ Омировыхъ соплеменникахъ Полифема, я бы нисколько не поколебался видѣть въ Гебеджинскихъ развалинахъ осуществленіе древнихъ миѳовъ объ изобрѣтенномъ Киклопами зодчествѣ. Въ самомъ дѣлѣ, взирая на массивную огромность сихъ великолѣпныхъ разваливъ, вы бы невольнымъ образомъ подумали, что стѣны старинныхъ городовъ Тиринѳа и Микены, созданныя, по словамъ Павзанія, изъ взгроможденныхъ другъ на друга утесовъ, древніе памятники Арголиды; остатки строеній, замѣченные Г. Кастелланомъ близъ Наполи-ди-Мальвазіи и всѣ сіи зданія, кои Эврипидъ, Стравонъ, Павзаній и другіе писатели древности приписываютъ одноглазымъ работникамъ Вулкана -- принадлежатъ къ одному разряду съ великолѣпными колоннами Гебеджинскими.-- Но, говоря объ ихъ искусственномъ происхожденіи, я между тѣмъ долженъ признаться, что все сіе далеко недостаточно для объясненія человѣческой цѣли сихъ несмѣтныхъ колоннъ, столько же симетрическихъ, сколько необыкновенныхъ, почти вездѣ однообразныхъ, но разсѣянныхъ по пространству, превосходящему всякій размѣръ зданій человѣческихъ. Неужели сіи великолѣпныя громады суть не что иное, какъ массы простыхъ бальзатическихъ обломковъ?-- Неужели эта разительная правильность формъ и пропорцій есть одна только прихоть природы, обманывающей человѣка столь совершеннымъ подражаніемъ искусству, въ странѣ, населенной памятниками древности, и роями славныхъ историческихъ воспоминаній? Въ семъ послѣднемъ случаѣ, ученые истолкователи природы, прилагаютъ конечно къ подобнымъ феноменамъ свою любопытную гипотезу о существованіи нѣмыхъ свидѣтелей сихъ неизвѣстныхъ, огромныхъ переворотовъ, предъ коими исчезаютъ всѣ измѣненія нашего шара, произведенныя людьми, ураганами, волканическими изверженіями, морскими разливами и тому подобными судорогами органическаго міра. Я не знаю, что такое этѣ базальтовыя колонны, кои служатъ основаніемъ старинному замку Штольпену, находящемуся верстахъ въ 20-ти къ Востоку отъ Дрездена; не имѣю равнымъ образомъ никакого понятія о цѣпи сихъ Металлическихъ и Среднихъ горъ (Ertz- und Mittel-Gebrige), кои отдѣляютъ Сѣверо-Западную Богемію отъ Саксонскихъ владѣній. Вершины оныхъ увѣнчаны, по словамъ путешественниковъ, рядами безчисленныхъ пиковъ, гдѣ базальтъ въ видѣ огромныхъ призматическихъ колоннъ свидѣтельствуетъ объ упомянутыхъ мною переворотахъ. -- "Повсюду печальные скелеты горъ" -- говоритъ Мальтё-Бреонъ -- "подкрѣпляютъ вполнѣ таковое предположеніе." Стоншенгъ въ Англіи; Грейффенштейнъ въ Саксоніи; утесы Свитъ-Феснейскіе въ Китаѣ; множество огромныхъ обломковъ посреди перуанскихъ Кордильеровъ и, наконецъ -- эти знаменитые камни Карнакскіе, кои столь долго почитались однимъ изъ таинственныхъ Друидическихъ капищъ -- суть, конечно, самые любопытные памятники сихъ необъятныхъ физическихъ измѣненій; но признаюсь, что изо всѣхъ подобныхъ обломковъ я бы наиболѣе желалъ видѣть лабиринтъ этѣхъ чудесныхъ скалъ, кои возвышаются въ Сѣверо-Восточной Богеміи, между передовыми отраслями Судетовъ или Горъ Исполинскихъ (Riesengebirge). Вы безъ сомнѣнія отгадаете, что я говорю о дедалѣ сихъ живописныхъ утесовъ, кои близъ Адлеребаха представляютъ, по увѣренію очевидцевъ, дивное зрѣлище великолѣпныхъ естественныхъ развалинъ. Личный, сравнительный взглядъ на оныя утвердилъ бы можетъ быть шаткость моего мнѣнія о Гебеджинскихъ остаткахъ. Судя по описаніямъ -- та и другая картина представляетъ въ нѣкоторыхъ чертахъ сходство довольно разительное.-- Несравненно большимъ единствомъ формъ и правильностью пропорцій отличаются колонны Гебеджинскія, но точно на такомъ же пространствѣ разсѣяны естественныя Адлербахскія пирамиды. Та же физіогномія окрестной природы, тѣ же кусты и деревья, смѣшивающіе густую зелень свою съ массами сихъ пепловидныхъ развалинъ; тотъ же ручей, журчащій по ихъ повалившимся обломкамъ; одинаковое сосѣдство горъ, отличающихся впрочемъ другъ отъ друга тѣмъ, что близъ Адлеребаха лабиринтъ дикихъ утесистыхъ скалъ составляетъ, если вѣрить путешественникамъ, часть самыхъ развалинъ, между тѣмъ, какъ колонны Гебеджинскія не имѣютъ, по видимому, никакого сродства въ перспективою этихъ лѣсистыхъ холмовъ, кои окружаютъ равнину, занимаемую ихъ массами. Мальтё-Брюнъ утверждаетъ, что Адлербахскія обломки суть очевидные остатки горы, коей части менѣе твердыя обрушились и унесены потоками: сомнѣваюсь, чтобы подобное предположеніе могло быть приложено къ чудеснымъ Гебеджинскимъ развалинамъ. -- Но пора кончить эту премудрую диссертацію; чувствую, что я слишкомъ долго толковалъ вовсе не о своемъ предметѣ; не сомнѣваюсь также, чтобы какой нибудь изъ сихъ избранныхъ наперсниковъ природы не очеркнулъ его въ нѣсколькихъ словахъ гораздо удовлетворительнѣе. Я высказалъ все, что лежало на сердцѣ; обнаружилъ множество предположеній странныхъ и вѣроятно ошибочныхъ; но отъ сего-то самаго многословія и зависитъ можетъ быть вѣрный приговоръ феномену -- въ археологическомъ, въ естественномъ, шли въ какомъ бы -- то ни было отношеніи -- истинно замѣчательному.-- И такъ, предоставляя предметъ сей суду и оцѣнкѣ записныхъ ученыхъ, спѣшу показать вамъ его въ другомъ, менѣе тускломъ для меня зеркалѣ.

   Muoiono le cittа, muoiono i regni,

   Copre i fasti e le pompe areua ed erba;

   E l"uom d"esser mortel par che sо sdegni?

   Вотъ стихи, которые были не одну сотню разъ чувствованы, повторены, декламированы: сомнѣваюсь, между тѣмъ, чтобы ихъ досадная исторія не пробуждалась въ какомъ бы-то ни было сердцѣ, при каждой новой картинѣ ничтожества, попирающаго остатки бѣднаго человѣческаго могущества. На возвратномъ пути своемъ въ Варну, я постараюсь ввѣрить карандашу какого-нибудь военнаго Тайлора окончательный абрисъ колоннъ Гебеджинскихъ, то есть: прибѣгну къ единственному средству для яснаго изображенія этихъ необыкновенныхъ формъ, цвѣтовъ и оттѣнковъ, коихъ разнообразіе неуловимо для самой высокой живописи языка человѣческаго. -- До тѣхъ же поръ, попробую представить вамъ краткій итогъ впечатлѣній, врѣзавшихся въ мою душу, при видѣ сихъ исполинскихъ столбовъ, разсѣянныхъ подобно чудеснымъ мечтамъ Байрона въ печальномъ, но очаровательномъ безпорядкѣ. Одни едва мелькаютъ сквозь чащу густаго кустарника, другіе возвышаются во всей наготѣ своего пасмурнаго величія и поражаютъ взоръ вашъ. Этимъ мертвымъ, поблекшимъ цвѣтомъ вѣковъ, который долженъ безъ сомнѣнія занимать, главное мѣсто на палитрѣ краснорѣчивой исторической живописи. Тамъ -- повалившаяся колонна лежитъ, какъ спящій Сатурнъ, на коврѣ юной зелени: ласковый плющъ обвиваетъ ее; сѣдой мохъ трепещетъ на язвахъ, коими рука вѣковъ покрыла сей памятникъ давно-минувшаго, между тѣмъ, какъ выглядывающій изъ подъ земли остатокъ его служитъ огромною вазою миртовымъ и терновымъ вѣткамъ, множеству дикихъ цвѣтовъ и растеній. Благословенная природа, какъ бы желая замѣнить своей собственной роскошью чудеса изглаженнаго можетъ быть временемъ искусства, водворилась повсюду посреди сихъ безмолвныхъ чертоговъ праха и разрушенія.

- Следва -